Цифровой юань – пропаганда или реальность?

В то время как мировые СМИ активно обсуждают возможный запуск китайского государственной цифровой валюты, скептики задают неудобные для властей Поднебесной вопросы о перспективах цифрового юаня.

Ещё в октябре 2017 года Яо Цянь, директор Государственного института изучения цифровых валют КНР, намекнул на скорое создание национальной цифровой валюты. По его словам, такой актив позволит стабилизовать юань, который регулярно обесценивается с 2015 года. Необходимость создания китайской государственной цифровой валюты Яо Цянь обосновал тем, что «ценность криптовалют, таких как биткоин, определяется по большей части биржевыми спекуляциями», и только государство сумеет обеспечить аналогичной валюте и стоимость, и стабильность.

Однако на момент первого заявления высокопоставленного китайского функционера о запуске цифровой валюты она уже разрабатывалась: в июне 2017 года Народный банк Китая учредил институт изучения цифровых валют и приступил к разработке цифровых денег.

В последний раз о об этом проекте заявил 12 августа 2019 года Му Чанчунь, заместитель руководителя отдела платежей Народного банка Китая: по его словам, после после пяти лет интенсивной подготовки национальная цифровая валюта вот-вот будет запущена.

Заявления китайских чиновников вызывают вопросы. Например, слова Яо Цяня о волатильности юаня, который якобы «регулярно обесценивается с 2015 года». Следует отметить, что китайский юань свободно конвертируемой валютой не является и никогда не был. Когда китайской компартии это выгодно, она привязывает его курс к доллару, когда не выгодно – обесценивает, запуская очередной виток торговой войны с Западом. Так, в январе 2014 года юань стоил 6,04 за доллар. В сентябре 2015 года Народный банк издал постановление об ослаблении курса до 6,38 за доллар. Через год юань обесценили до 6,64. В августе 2019 Народный банк снова девальвировал юань до 6,92 за доллар, из-за чего Минфин США назвал Китай валютным манипулятором. Таким образом, довод о создании китайской государственной цифровой валюты для борьбы с ослаблением юаня не выдерживает критики.

Что касается мысли китайского чиновника о том, что цифровой юань станет альтернативой биткоину и другим классическим криптовалютам, то и она представляется вздорной. Несмотря на якобы ведущуюся в стране борьбу с криптовалютами, КНР жизненно заинтересована в их существовании и процветании. Китай – крупнейший в мире и практически монопольный производитель специализированного компьютерного оборудования (ASIC) для майнинга биткоина и других криптовалют. В Китае это оборудование продаётся на порядки дешевле, чем в любой стране мира, а стоимость электроэнергии стабильно поддерживается на низком уровне, что позволяет китайским майнерам занимать лидирующие позиции в масштабах всей планеты.

Уровень окупаемости майнинга биткоина в Китае равен $3170. Меньше – только в некоторых странах СНГ (Беларусь, Узбекистан), в Украине, в Венесуэле и в Бангладеш. Для сравнения: цена биткоина для выхода «по нулям» в США составляет $4758, в Великобритании – $8402, в Южной Корее – $26 170. Ниже этой цены биткоин майнить экономически невыгодно.

На сегодняшний день Китай контролирует 80% мирового хешрейта (производительной мощности майнингового оборудования). 11 из 17 крупнейших майнинг-пулов (объединённых майнинговых ферм) в мире принадлежат китайцам. Больше того, криптовалюты NEO (18-я в мире по капитализации – $700 млн), NEM (22-я – $490 млн), Ontology (26-я – $400 млн), Zilliqa (79-я – $63 млн), а также Aelf, Nebulas, Elastos, Waltonchain, LoopRing, Wancoin – все они возникли и оперируют на материковом Китае. Кроме того, 4 из 10 самых капитализированных криптовалют мира созданы этническими китайцами (TRON – Джастин Сан, Litecoin – Чарли Ли, Binance Coin – Чанпэн Чжао, Monero – Джозеф Лью).

Как всё это сочетается с декларируемой Китаем борьбой с криптовалютами, майнингом и криптобиржами?

В декабре 2013 года Народный банк Китая издал «Декрет о предотвращении финансового риска биткоина», которым запретил национальным банкам проводить операции, связанные с криптовалютами. В декрете называлась причина запрета: децентрализованная природа монеты не позволяет государству её контролировать.

В то же время, в декабре 2016 года китайская компартия на очередном съезде провозгласила блокчейнизацию народной экономики одной из первостепенных задач 13-й пятилетки.

В сентябре 2017 года, за месяц до заявления Яо Цяня о создании государственной цифровой валюты, в Китае запретили проведение ICO, что привело к остановке торгов крупнейшей китайской криптобиржи Bitcoin China (BTCC).

В январе 2018 года в Китае запретили третичные крипторынки, а также прямые сделки между владельцами монет (P2P). Несмотря на то, что действующих бирж внутри страны уже не осталось, китайские граждане продолжали заниматься майнингом и криптотрейдингом, следующая волна запретов обрушилась на зарубежные торговые площадки, расположенные по большей части в оффшорных зонах: в феврале 2018 года запретили и их.

Однако в мае 2018 года, после тотальной зачистки национального криптопространства, компартия совершила разворот на 180 градусов: президент Си Цзиньпин объявил блокчейн важным элементом «технологической революции», а Госсовет обратился к финансовым структурам страны с призывом форсировать разработку национальной цифровой валюты.

В июле 2018 года Народный банк Китая сообщил о том, что вовлечённость юаня в сделки с неподконтрольными криптовалютами снизилась до 1%. 24 января 2019 года был опубликован очередной государственный рейтинг криптовалют, в котором первые позиции занимают монеты, обслуживающие блокчейны широкого профиля, – EOS, TRON, Etherium, Lisk, Ontology. Биткоин, чья капитализация составляет 70% всех существующих в мире криптовалют, в рейтинге удостоился 15-го места. Сам факт того, что государство, борющееся с криптовалютами, выпускает их официальный рейтинг, многозначителен.

Что касается государственной цифровой валюты, то весной 2017 года стало известно о существовании LCFHC – криптовалюты, созданной «при поддержке китайского правительства и финансировании семьи Ротшильдов».

На начальном этапе планировалось, что валюту бесплатно раздадут 100 миллионам добровольных участников – по 1380 монет в руки, по фиксированному обменному курсу: одна монета – $1. Из подаренных государством 100 миллионам граждан суммы в $1380 $100 долларов вычтут за активацию кошелька, а остальные монеты разрешат потратить, но только по строгому регламенту: 420 – на покупки в интернете (для того чтобы проверить удобство использования), 460 – на обналичивание, а оставшиеся 460 придётся непременно хранить в LCFHC «для поддержания стабильности». Тому же, кто приведёт в проект других пользователей, дадут по $100 долларов за каждого.

Однако всё это так и осталось декларациями, а недавно, весной 2019 года, началась очередная волна хайпа на почве якобы создания китайского цифрового юаня. Чего добиваются власти Китая? Полного искоренения криптовалют? Нет, поскольку это источник заработка. Запрета криптобирж? Тоже нет, поскольку, все «запрещённые» китайские биржи продолжают работать под теми же вывесками, но только на сопредельных территориях. Например, BTCC закрыли в Шанхае, она открылась в Гонконге (специальный административный район КНР).

Можно услышать мнение, что Китаем в его планах по запуску цифрового юаня движет страх перед Libra и желание противопоставить ему свой актив. Однако китайская компартия успешно решила «проблему Цукерберга» ещё 10 лет назад, когда Facebook запретили и вытеснили из страны.

Скорее, главная причина волны хайпа вокруг китайской государственной цифровой валюты – это желание КНР иметь как можно больше козырей на очередном витке экономической войны, которая разгорелась с с новой силой после того, как Народный банк обвалил курс юаня в ответ на новые пошлины Дональда Трампа.

В Китае считают, что больше всего США боятся потерять финансовый контроль над миром. Этот контроль обеспечивается долларом в роли системообразующей валюты. Пугать Штаты контролем за существующими криптовалютами бесполезно, поэтому был запущен текущий сценарий: КНР даёт Америке понять, что может превратить юань в государственный стейблкоин, используемый в торговле с Россией, Ираном, Венесуэлой, КНДР и т. д. Сложно сказать, испугает ли США такая перспектива, но в КНР на это, судя по всему, рассчитывают.