Биткоины не имели признанной меновой ценности на протяжение года или около того с момента начала функционирования сети в январе 2009. Они также не использовались и в качестве средства обмена, а также не способствовали никакой торговле. Вместо этого, программисты и энтузиасты криптографии подключались к только что созданной сети, испытывали код и работали над его улучшением, добывали биткоины и пересылали их друг другу исключительно ради интереса и в качестве эксперимента.
Известный факт: большинство профессиональных экономистов терпеть не могут Биткоин. Нобелевский лауреат Кругман, например, посвятил не одну статью попыткам убедить всех, что Биткоин — это полная ерунда, которую и обсуждать-то не стоит. К счастью, это отношение не универсально даже среди экономистов. Автор данного материала, австрийский экономист Конрад Граф, пытается разобраться с экономической точки зрения в самом начале истории Биткоина, в частности в истоках стоимости цифровой валюты.
Часть 1. Как это все начиналось
Энтузиасты Биткоина из академической среды (в частности, Питер Шурда) собирают свидетельства из первых рук о раннем периоде существования криптовалют. Они делают это, чтобы разобраться в необъяснимом современной экономической наукой феномене — как это вдруг нечто, не имеющее вначале ни какой-либо общепризнанной ценности, ни гарантии обмена на что-либо материальное, ни поддержки какой-либо уважаемой организации, вообще сумело приобрести хоть какую-то ценность?
Нет пророка в своем отечестве
В одной из своих последних публикаций, Шурда цитирует Майка Херна – раннего участника и разработчика – рассказывающего о становлении Биткоина со своей точки зрения:
«Я обнаружил биткоины на самом начальном этапе, когда никто еще не использовал их, так что ни на каких биржах обменного курса биткоина не существовало вовсе. Они просто свободно плавали в абстрактном пространстве. Знаете, что представлял собой один биткоин? В сущности, вообще ничего.»
Адам Бэк, разработчик некоторых ключевых элементов, которые используются в архитектуре Биткоина, тоже был изначально весьма скептически настроен по отношению к изобретению никому не известного Накамото. Следующая цитата взята из его комментария, в котором он описывает свои первые впечатления от системы:
«Я все еще надеялся найти более эффективные решения. Также я считал, что есть лишь один шанс на миллион, что из Биткоина выйдет что-то большее, чем просто игрушка. Поэтому я не устанавливал программу и не занимался майнингом в самом начале (когда сотни биткоинов в день можно было легко генерировать на любом ноутбуке). Так что, несмотря на то, что я фактически изобрел хэш-функцию майнинга, используюемую системой Биткоин, и прилагал массу усилий в этой области исследований, я вовсе не озолотился на раннем майнинге. Я работал на протяжении пяти лет, параллельно с такими людьми как Вэй Дай, Хэл Финни, Ник Сабо и многими другими, включая анонимных участников (таких, как Сатоши), пытаясь разобраться с тем, как спроектировать децентрализованную систему электронных денег, использующую hashcash в качестве функции майнинга. Однако, когда появился Биткоин в качестве практической реализации этих усилий, я не осознавал, насколько все это серьезно буквально до тех пор, пока уже многим не стало абсолютно очевидно, что биткоин имеет большие перспективы.»
Ранний майнинг как онлайн-игра
В первые дни, даже такие эксперты в данной области, как Адам (не говоря уже о всех прочих), запросто могли относиться к майнингу биткоинов как к совершенно бесполезному занятию. Неспециалисты и вовсе отвергали эту затею как нечто напоминающее по своему принципу версию социальной онлайн игры типа Фармвилль. Недаром, майнинговые операции ранних майнеров часто тоже называли «фермами». Разница состояла в том, что в случае с биткоинами, по крайней мере некоторые участники системы уже тогда были убеждены в том, что они обнаружили валюту будущего — настоящую золотую жилу. Но со стороны, вся эта затея зачастую выглядела еще более нелепо, нежели компьютерная игра.
В фермерских онлайн-играх, бессчетное количество людей бессмысленно сажает семена на своих компьютерах. Они просто получают огромное удовольствие, возвращаясь, чтобы собрать свой виртуальный урожай. Эти виртуальные объекты могут стать для игроков по-настоящему значимыми после того, как они проводят десятки и сотни часов, выстраивая свой процветающий (хоть и несуществующий) бизнес.
Тем не менее, даже такие цифровые игровые предметы должны считаться товарами в соответствие с подходом к экономике австрийской школы, которая изучает в первую очередь поведение экономических агентов. В этой традиции считается, что экономика как область науки не должна свысока судить о том, являются ли определенные действия рациональными или нет, являются ли они экономическими, нравственными или какими бы то ни было еще. Это задачи других областей науки, таких как философия и психология, с их методологией и критериями. Товары, пусть даже существующие только внутри игры, тоже являются настоящими товарами с точки зрения людей, вовлеченных в эту игру, тратящих свое время и усилия, чтобы эти товары произвести или заполучить.
Является ли виртуальный объект товаром?
Что за ерунда, говорят критики. Все эти несуществующие семена и урожай в действительности представляют лишь определенное количество нулей и единиц в памяти компьютера! Точно также, как эти ваши несуществующие биткоины. Однако, смогут ли сторонники этой точки зрения признать, что в разница между двумя цифровыми фильмами или двумя разными песнями на цифровых носителях аналогично сводится к взаимозаменяемым нулям и единицам?
Попробуйте-ка сказать кому-либо, поглощенному просмотром остросюжетного боевика или спортивного матча любимой команды, что на самом деле ничего бы не изменилось, переключись он на запись видео «Hello Kitty» или на матч какой-нибудь зарубежной команды, которую он ненавидит. А теперь возьмите-ка цифровую поп-музыку знакомого подростка и аналогичные записи классической музыки своего дедушки, поменяйте их местами и посмотрите, что из этого выйдет.
Значимость отличий между «не более чем наборами нулей и единиц», если дело касается цифровых товаров, может быть таким образом установлена достаточно однозначно (если, конечно, дотошный экспериментатор сможет выжить, чтобы сообщить о результатах этого своего эксперимента).
Некоторые из тех, кто экспериментировал с майнингом на начальном этапе, по крайней мере те, кто верил в то, что у системы есть будущее, копили биткоины на случай, если их стоимость по каким-то причинам возрастет в будущем. Для участников на ранних этапах, вообще-то было в разы проще накопить биткоины, чем избавиться от них. В то время как одни хранили их, другие ранние майнеры теряли, или просто удаляли файлы кошельков со своих компьютеров — вместе со всеми биткоинами, к которым они давали доступ. Третьи и вовсе считали, что не стоит даже и начинать — какой смысл? Они были глубоко убеждены в том, что никогда ничего не выйдет из этих конкретных цифровых единиц. Это же просто эксперимент, наверняка скоро появится что-то получше, пресловутая версия 2.0! Каждое из этих различных суждений, оценок, решений проявлялось в конкретных действиях.
Существовало множество различных систем, претендовавших на то, чтобы стать новой универсальной электронной наличностью, и все они ранее терпели поражение. Эксперты не могли однозначно предсказать, что «Бит Койн», эта новая появившаяся из ниоткуда система, вдруг возьмет, и выстрелит. Ее успех начался с новой комбинации идей, но успех этот должен был быть установлен в результате эксперимента и выявления достоинств и недостатков системы на практике.
Меновая стоимость как результат экспериментов
Смешно утверждать, что биткоины в первые пару лет их существования были практичны в плане продажи или покупки товаров и услуг, да и в любом другом практическом аспекте. Нет, в то время они были чуть менее, чем абсолютно бесполезны. Однако, постепенно, участники системы стали так или иначе пытаться пробовать цифровые монеты то в одной, то в другой роли — вначале, исключительно в качестве эксперимента. Пересылать их друг другу, обменивать на товары или небольшие суммы денег, предлагать за них услуги — так, в основном чисто ради прикола. И выяснилось, что биткоины вполне пристойно справляются с этими ролями вместо «настоящих» денег.
Это и был первоначальный момент возникновения спроса на биткоины, как на (экспериментальный) товар, и источник товарной стоимости биткоинов. Тот самый момент, который в традиции австрийской школы экономики описывается теоремой регрессии Мизеса. Эта теорема говорит, что деньгами может стать лишь что-то, имеющее предыдущую меновую стоимость. В то стародавнее (по меркам криптовалютной эры) время, биткоины имели некоторую ценность для определенного (узкого) круга заинтересованных людей, однако пойти и купить что-нибудь за биткоины, используя их в качестве средства обмена, еще не было никакой возможности. На этом этапе было проще использовать бартер — обменивать товары напрямую, чем приобрести что бы то ни было в обмен на биткоины.
Эта ситуация, при которой существовала некоторая ценность для небольшого количества игроков рынка, но не было никакой прямой меновой полезности, вскоре начала меняться. И хотя многие сомневаются, применима ли здесь теорема регрессии, на мой взгляд ответ очевиден. Из самих определений следует логический вывод, что биткоины приобрели некую меновую стоимость (пусть и в узком кругу энтузиастов), прежде чем они обрели функцию средства обмена. Для тех, кто любит исторические иллюстрации теоретических принципов, биткоин служит прямо-таки наглядной, классической иллюстрацией австрийских экономических принципов.
